​Генплан в Сургуте перестал быть стратегическим документом. Он постоянно корректируется и отражает тактические изменения

В рубрике «Особое мнение» на siapress.ru – депутат думы Сургута Владимир Болотов. Обозреватель нашего портала Дмитрий Щеглов расспросил парламентария о его отношении к отставке губернатора Натальи Комаровой, выборам главы Сургута, обновлению генплана, а также конфликту между ООО «Центр» и АО «СПОПАТ», который отразился на качестве автобусных перевозок в городе.

Дмитрий Щеглов: Здравствуйте, уважаемые зрители, слушатели и читатели siapress.ru. Меня зовут Дмитрий Щеглов, я обозреватель этого портала. У нас начинается наша серия видеоинтервью, которые мы будем проводить регулярно с разными экспертами, но чтобы они высказывались на актуальные темы, которые касаются Югры, Сургута, в чем-то России. И вот сегодня у нас первый, такой, пробный выпуск. Начинаем мы его с депутатом Думы города Сургута Владимиром Болотовым. Здравствуйте, Владимир Николаевич.

Владимир Болотов: Добрый день.

Об отставке Натальи Комаровой

Д.Щ.: Записываемся мы в день знаменательный для Ханты-Мансийского автономного округа. Дело в том, что именно сегодня, это у нас сегодня 30 мая, в отставку уходит губернатор Югры – Наталья Комарова. Она руководила Югрой с начала марта 2010 года. То есть прошло у нас практически 15 лет. Владимир Николаевич, как вы восприняли эту новость, какова ваша реакция, что вы можете сказать про, собственно, про Наталью Владимировну и ваше впечатление от этих 15 лет ее руководства Югрой?

В.Б.: Вы знаете, вопрос с подвохом в той части, что подводить итоги, наверное, рано. В том отношении, что мы не всей информацией владеем. Вы знаете, мне здесь больше всего нравится выражение «король умер, да здравствует король». В том отношении, что такие должности предполагают довольно высокий уровень самоотдачи, чего Наталье Владимировне не занимать. И, если говорить откровенно, то есть у нас, лично у меня, на два периода, наверное, можно разделить историю взаимоотношений с нашим губернатором. В том отношении, что изначально, когда был период вникания, построение процессов, у нас было более плотное взаимодействие с бизнес-сообществом, более, скажем так, тонкое регулирование всех этих вопросов.

Ну, а последние, наверное, лет 5-6 мы перешли больше к каким-то формальным историям, когда мы понимаем мыслью, что да, там есть инвест-рейтинги, есть различные методики оценки, но когда мы говорим, что да, есть инвест-портал, но на нем нельзя получить необходимую информацию, они говорят: «Ну так он же есть». Мы говорим: «Мы за содержание, мы не за форму». И нам нужно понимать, для чего придумана ротация кадров. Для того, чтобы человек каждый раз при смене, то есть получали какую-то новую точку зрения.

Поэтому, еще раз говорю, впечатления такие, что Наталья Владимировна – это, конечно, безусловно, огромный трудяга, но нахождение на должности длительный период предполагает, что многие вопросы, они могут вызывать даже просто банальную усталость от того, что этот вопрос, раз за разом приходится к нему возвращаться. Но, к сожалению, так построена любая, наверное, управленческая деятельность.

Д.Щ.: Хорошо. Ну, по поводу того, кто у нас будет новым губернатором, наверное, обсудим уже в следующий раз, потому что пока у нас нет по этому поводу…

В.Б.: Для этого нужно все-таки, как это вообще в нашей России, гадать на картах или, я не знаю, на кофейной гуще. Почему, потому что, к сожалению, вот я глубокий сторонник того, что даже при системе интеграции и вертикальной интеграции органов государственной и муниципальной власти, институт выборов, он предполагает некую большую ответственность соответствующего исполнительного органа перед теми людьми, которые выбирали. То есть по факту мы сейчас имеем институт назначения, поэтому, безусловно, мы все высказали доверие нашему президенту, поэтому ждем, кого он назначит. Поэтому говорить про выборы в этом контексте я бы не стал.

Д.Щ.: Ну да, речь не о выборах, хотя формально процедура будет соблюдена, это ясно. А речь о том, кто будет именно персоналия, которая будет у нас новым руководителем автономного округа. Хорошо.

Выборы главы Сургута – а смысл?

Вот у нас, кстати говоря, если уж мы затронули тему выборов и назначения, как вам текущие, или предстоящие, выборы главы Сургута? То есть насколько… Вообще, вы бы сами как предпочли, как горожанин, как депутат: чтобы вы были один из, по-прежнему оставались одним из 25 избирателей или одним из 300 тысяч избирателей? Или 400, ну, сколько там у нас… То есть, как лучше было выбирать нашего главу?

В.Б.: Я за выборы, которое осуществляет население соответствующего города, поселка и так далее. Это глубоко убежден, потому что, если говорить про вертикальную интеграцию, сами процедуры выборов и избирательного процесса и так уже предполагают достаточное число фильтров, которые позволяют обеспечить вот эту самую интеграцию, системность и так далее. Поэтому я зато, чтобы дать людям возможность все-таки принимать решение на основе своего субъективного убеждения.

Д.Щ.: Вы сейчас как, вы в принципе наблюдаете за ходом регистрации кандидатов или…

В.Б.: А зачем?

Д.Щ.: Ну вот я как раз и хотел спросить, насколько это вам вообще интересно.

В.Б.: Знаете, вот в чем соль, нюанс этой ситуации. В том, что, если в классической схеме избирательный процесс, он регламентирован, на стадии выдвижения прописывается, какие существуют требования, на стадии подписных листов, стадии ведения избирательной кампании детальнейшим образом регламентировано, где прописано, кого, за что, когда можно отстранить, что является нарушением, что правильно, то в данном случае есть работа вот этой самой конкурсной комиссии, которая не регламентирована вообще ничем. То есть нельзя обжаловать их решение. То есть и мы по факту получаем ситуацию, когда нам дают два кандидата, и назвать выборами эту историю сложно.

Д.Щ.: Кстати говоря, как вы думаете, насколько повлияет на процесс выборов главы Сургута резкая смена губернатора? То есть это как-то, может быть, у нас опять будет какой-то перенос? То есть, как на самом деле?

В.Б.: Я думаю, что повлияет. Потому что времени до 1 июля еще, на самом деле, достаточно много. Безусловно, любая смена исполнительной власти предполагает выстраивание команды управленческой, в том числе надо понимать, что Сургут все-таки экономическая столица Ханты-Мансийского автономного округа и, безусловно, ключевой город, поэтому, безусловно, повлияет. А вот как, я, к сожалению, не могу сказать, потому что не компетентен.

Д.Щ.: Хорошо. Но вот такой, немного, скажем так, провокационный вопрос: а в принципе, как вы думаете, насколько важно, кто будет главой Сургута? То есть они у нас меняются уже с такой скоростью, и это вообще серьезно влияет на положение дел в городе? Или все-таки зависимость от округа, и, в принципе, то, что округ, по большому счету, руководит опосредовано многими процессами и, которые в Сургуте происходят, то есть это насколько нивелирована в этом смысле фигура градоначальника?

В.Б.: Безусловно. Если говорить про классическую реформу местного самоуправления, она предполагала, что у местного самоуправления есть свои полномочия конкретные, и есть свои доходные источники, обеспечивающие эти полномочия. И сейчас мы живем в ситуации, когда до 70-80% бюджета формируются за счет различного рода субсидий, субвенций из вышестоящих бюджетов. Но, знаете, я вырос в советской школе менеджмента, где, скажем так, роль личности в истории, сформулируем это так, она все-таки имела существенный вес. Поэтому, безусловно, важно, кто будет главой, потому что от этого зависят многие управленческие решения. У нас руководитель исполнительной власти наделен довольно большим объемом полномочий, причем в текущей жизни города это связано и с градостроительством, и с принятием управленческих решений оперативных, которые так или иначе влияют на нашу с вами жизнь. Поэтому, безусловно, важно, кто это будет.

Д.Щ.: Ладно, хорошо. Про это мы тоже поговорим, но уже потом. Давайте немножко к другим вещам, которые тоже важные, и которые тоже фундаментальные происходят в городе.

Не такой уж генеральный план

Накануне прошли публичные слушания по новому проекту нового генплана Сургута. Насколько я понял, народ пришел, то есть там были десятки людей, слушания продолжались до часов 10 вечера и продлились, получается, 4 часа. Вам самому удалось туда попасть? И какие у вас впечатления от, если вы там были, от слушаний, и какие впечатления от проекта генплана?

В.Б.: Я на слушаниях не был, потому что прилетел рано утром, ну, так сложились обстоятельства, командировки и все остальное. Но в целом нужно понимать, что состав рабочих совещаний, который был по отдельным разделам генплана, причем с участием специалистов, которые в этом что-то понимают, он, каждый раздел, занимал примерно около 3-4 часов. А их там порядка 5-6. То есть нужно понимать, что это только поверхностное ознакомление с теми изменениями, которые были.

Поэтому, безусловно, слушания, они ориентированы в первую очередь на получение, скажем так, максимально житейского отклика. Потому что профессиональный отклик, он уже сформирован. То есть он сформирован, на самом деле, более чем годовой работой над этим генпланом. Единственный нюанс заключается в следующем: вот я, как активный участник этого процесса, до сегодняшнего дня не могу достоверно точно определить – вот там было более 418 корректировок, еще около 200 корректировок вносились по результатам совещаний. И вот мы сейчас добиваемся от исполнителя этого контракта, и от мэрии в том числе, о том, что, ребят, сделайте сравнительную таблицу. Покажите. Потому что, знаете как, вот если я сейчас перед вами положу «портянку» генплана, то увидеть точечные изменения вы можете только с лупой, причем четко зная, в какую точку этой «портянки» вам нужно заглянуть…

Д.Щ.: Где искать, да.

В.Б.: …то есть это, знаете, из разряда того, что нашел или не нашел. Это кардинально неправильно. Поэтому мы сейчас добиваемся того, чтобы у нас появился перечень этих 630 с копейками изменений и четкая процессуальная позиция по каждому этому изменению. Потому что, а на самом деле, история, когда генплан делает иногородний проектировщик, она и хороша, и плоха одновременно. В той части, что хороша, что какой-то хоть свежий взгляд и попытки трансплантации каких-то градостроительных идей в тело города Сургута, с одной стороны, хорошо. А с другой стороны, это совершенно, знаете, глубоко обезличенное отношение к историческим моментам, которые на самом деле имеют место быть в жизни каждого города, и глубокое непонимание специфики соответствующих территорий.

Когда генпроектировщик взял и закрасил часть промышленной зоны под жилье. Мы говорим: «Ты адекватно себя чувствуешь в этой ситуации, когда человек будет выходить и получать рядом промышленную зону, причем вокруг?» Он говорит: «Вы знаете, мне все равно. У меня вот есть понимание, что мне нужно как-то разместить на территории города условные 500 тысяч человек, а строить больше негде, поэтому я предлагаю вот так». И это, конечно, совершенно неправильный подход. Здесь уже вопросы города, связанные с тем, чтобы расширять границы города Сургута. Наконец-то не на словах, а на деле какие-то реализовывать меры, связанные с агломерацией Сургутского района, в частности о пресловутом присоединении Барсово, Солнечного, развития в сторону восточной объездной дороги и так далее и тому подобное. И вот здесь, конечно, вот это недопонимание с иногородними проектировщиками имеет место быть.

Д.Щ.: Так. Но в целом генплан вам как? Как документ, как то, на что будет опираться город в ближайшие условные 20 лет. Это хороший документ, качественный? Он дает городу какой-то буст развития?

В.Б.: Вы знаете, я вам так скажу. Уже последние, вот сколько там лет я занимаюсь, генплан за последние 20-25 лет, он не является документом планирования, долгосрочного планирования. То, о чем вы говорите, что вот он должен быть неким ориентиром на будущее. По факту, генплан фиксирует краткосрочные планы на 3-5 лет, которые сейчас в обозримой перспективе и подкреплены хоть какими-то бюджетными ассигнованиями, хотя бы идеологией бюджетной, и фиксирует произошедшие за этот период изменения фактического назначения ряда территорий.

Поэтому в моем понимании, учитывая то, что сейчас многие градостроительные процессы просто заморожены, и заморожены, как ни парадоксально, уже шестой год. То есть у нас при одном главе формировался генплан, случилось, что он поменялся. Сейчас при втором главе вот он третий год формировался, вот он должен быть сейчас принят, а мы по факту имеем, что идет смена органов исполнительной власти, и, скорее всего, опять будет пересмотр и ревизия результатов этой работы. И уже шестой год, когда люди говорят: «Ребята, ну дайте нам возможность развиваться в том или ином направлении, ну примите уже его какой-нибудь, чтобы можно было делать что-то в этом направлении». Конечно, это совершенно неправильно.

А то, что генплан уже давно перестал быть документом стратегическим, он по существу скатился к тактике на 3, ну, 5 лет от силы, максимум. Поэтому таких каких-то больших иллюзий по этому поводу я уже не питаю. То есть мы имеем каждые 5 лет корректировку генплана, и мы имеем по существу ситуацию, когда он подстраивается под текущие потребности – не более того.

Д.Щ.: Понятно, ладно. Значит, не переоцениваем.

Зачем Сургуту рост населения?

Но можете ли вы объяснить вот эту сакральность роста числа населения? То есть у меня такое ощущение, что чуть ли не главной целью для города Сургута стала за последнее время, это еще при Шувалове, и вот так вот сейчас продолжилось, вот эти вот искомые 500 тысяч и далее, и далее. Мы хотим расти, расти, мы хотим пухнуть, пухнуть, становиться больше. Зачем?

В.Б.: Ну, есть простое правило: больше людей – больше денег.

Д.Щ.: И все, да?

В.Б.: Если утрировано. То есть это НДФЛ, это субсидии, это большее количество объектов по нормативу. Это если очень примитивно говорить. То есть это очень прямо прослеживается. Есть более глобальные процессы, связанные с тем, что больше – это больший рынок труда, это более сложные производственные цепочки, это более, скажем так, больший рынок капитала и больший рынок человеческих кадров.

Почему? Потому что, если вы вспомните вообще процессы урбанистики, которые начались в XX веке, большие города стали образовываться вокруг каких-то крупных производств. И вообще, скажем так, развитие городов связано с тем, что надо было в одном месте сконцентрировать много рабочей силы, которая бы работала на станках, на оборудовании. Сейчас, конечно, эти процессы, на мой взгляд, уже больше тормозят развитие городов, потому что города упираются в пробки, в логистику, они начинают задыхаться в своих границах, и какая-то разумная диверсификация, конечно, нужна, на мой взгляд, потому что, но это касается в первую очередь городов миллионников. Все, что растет до миллиона на самом деле имеет для города хорошие перспективы. В частности, того, что больше людей – больше проектов, больше идей, больше какого-то творчества, на самом деле, больше небольших производств.

И в этом контексте Сургут, на самом деле, должен дорасти до миллионника, если он хочет сохранить стратегическое положение на карте Ханты-Мансийского автономного округа, Уральского федерального округа. Почему, потому что мы понимаем, что да – меняется структура занятости. Нефтяники все дальше и дальше уходят от города Сургута, их месторождения все физически дальше, условно говоря. Но нужно понимать, что вот как еще при Маркове закладывалась идеология Сургута, как логистического центра, как производственного центра, как, последние десять лет, научного центра. К чему хочется стремиться пока, да. Говорить о том, что это реализовалось, пока рано, но к этому хочется и нужно стремиться, потому что там высокий уровень передела продукции, соответственно, высокий уровень добавленной стоимости ко всей этой истории. Поэтому до определенного предела, безусловно, рост – это плюс. Дальше, конечно, это влечет в большей степени издержки, чем плюсы для города.

Д.Щ.: Но, а в основном, Сургут в основном растет за счет миграции. Есть ли у нас понимание, что к нам приезжают…

В.Б.: Он и создавался за счет миграции.

Д.Щ.: Ну да, да. Ну да, это такой плавильный котел очень большого количества людей, которые приехали. Но сейчас миграция какая? Вы можете вот это сказать и как-то описать ее?

В.Б.: Ясно, что качество миграции сильно упало. Мы по факту имеем ситуацию, когда идет отток высококвалифицированных кадров. Почему, потому что город и вообще север в целом перестал быть тем Клондайком, куда ехали за длинным рублем, северными надбавками и так далее. То есть мы сейчас проигрываем конкуренцию нашим городам-конкурентам, миллионникам, в части обеспечения культурного досуга, возможности развития, и в первую очередь, возможности получения адекватного дохода. То есть, с одной стороны, мы имеем отток профессиональных кадров, а с другой стороны, мы имеем приток неквалифицированных кадров. И качество миграции в этом контексте очень сильно упало. То есть это на самом деле большая беда для города и для всего нашего севера в целом. То есть, чтобы эту ситуацию поменять, конечно, это на самом деле большой комплекс мер, которые связаны не только с повышением зарплаты, но и с созданием возможности удовлетворить и нематериальные потребности населения.

Д.Щ.: Ну да, и какие-то… То есть я понимаю, что у нас НТЦ будет, и, наверное, там благодаря ему какое-то бурление интеллектуальное и какой-то приток интеллектуальных кадров…

В.Б.: Вы понимаете? Я не очень понимаю.

Д.Щ.: Нет, возможно, возможно. То есть, если он будет таким, как он заявлен.

В.Б.: Вот здесь, знаете, какая история. Вот мы же активно выступали против прихода группы компании «Самолет». Участвовали в инвестиционном совете округа и единственные выступили против по одной простой причине: Потому что, на самом деле, скажем так, я глубоко убежден, что для таких проектов впереди должна идти идеология, а потом материально-техническая база. А у нас почему-то пытаются все это перевернуть с ног на голову. Сначала создать какую-то материально-техническую базу, и чтобы в ней вдруг завелась идеология. Ну, так, наверное, не всегда бывает – это первое, и, во-вторых, идет такая подмена ценностей, когда в первую очередь должна появиться научная база, должны появиться ученые, лаборатории, а потом для них создаваться соответствующие условия, понимаете.

А мы сейчас имеем ситуацию, когда я знаю точно, что жилье-то будет построено, а вот будут ли реализованы иные проекты НТЦ, на самом деле даже для меня, для человека, вовлеченного в процесс, очень большой вопрос. Потому что как раз эта составляющая и не обсуждается, и не продвигается. То есть о не говорят, что она будет, будут проекты, будут кампусы, будет университет, что там будет в этой части, кто это будет. И в этом контексте, знаете, очень хорошо вспоминать все-таки историю. Вот я благодарен судьбе, что я какое-то время и пообщался, и поработал с Назиным Георгием Ивановичем. Это как раз тот человек, который сначала всех убедил в том, что это возможно, привез людей, потом появился университет, потом появились там и новые корпуса. И тогда, соответственно, был тот «энерджайзер», скажем так, та батарейка, которая подпитывала все эти процессы и насыщала их, собственно говоря, смыслом.

Потому что, когда говорят, что у нас нет возможности заниматься научной деятельностью, я вам советую, я, знаете, 20 лет проработал в университете преподавателем, советую зайти в 4-5 часов вечера в университет и пройтись по его корпусам. Вот если вы там увидите хотя бы больше 150 человек, или больше 80 занятых аудиторий, в процентах, я скажу, ну, наверное, я ошибаюсь. А по факту, мы сейчас имеем ситуацию, когда университет загружен от силы процентов на 40, даже в существующей материально-технической базе. То есть он выполняет функцию обучения, но говорить о том, что он исчерпал свои возможности по развитию науки, ну, наверное, это не совсем корректно.

Д.Щ.: Понятно, очень интересно. Ладно, хорошо, я думаю, к этому мы тоже будем возвращаться еще неоднократно.

Транспортную реформу нужно пересматривать

Еще одна тема городская, которую не хочется пропускать, хочется еще к ней вернуться. Это конфликт между «СПОПАТом» и компанией «Центр». Насколько я могу судить, сейчас дело уже дошло к тому, что «Центр» разваливается. То есть все-таки их прения, которые начались в конце апреля и в начале мая пришли к своему пику, привели к тому, что «Центра» больше, как компании, практически больше не существует, коллектива практически не существует, материальная база будет каким-то образом в рамках банкротства, наверное, распределяться. Как вы видите эту историю? Это, я не знаю, это «СПОПАТ» так просто взял себе самые вкусные маршруты для того, чтобы поправить свое материальное положение? Или это действительно как-то они столкнулись, вошли в клинч и не смогли договориться, и все так там плохо получилось, что это стечение обстоятельств? Как вы оценили бы всю эту историю?

В.Б.: Знаете, на самом деле, я удивлен первым обстоятельством – почему эта история не произошла раньше. И вторым обстоятельством – почему к ней не присоединились другие субподрядчики «СПОПАТа». Объясню, почему. Знаете, в свое время в истории Цезарь каждое свое выступление перед сенатом начинал с фразы «Карфаген должен пасть», условно говоря. Так вот, я вам предлагаю любую тему с транспортными перевозками начинать с фразы «транспортная реформа должна быть пересмотрена».

Объясню, почему. На самом деле, если у вас есть время, потому что вы очень быстро перескакиваете с темы на тему, но смысл сводится к следующему: изначально под транспортную реформу заложены неправильные предпосылки. То есть неправильно подсчитанные и распределенные пассажиропотоки. Они считались некорректно и так далее. Есть для этого простые технологические решения, связанные с установкой валидаторов на вход и на выход. И тогда по итогам двух месяцев вы поймете: человек приложил карточку, когда вошел, приложил карточку, когда вышел, и вы четко увидите на уровне прямо карты города, какое количество тысяч человек, из какой точки А, в какую точку Б, в какое время перемещаются. И тогда вы будете понимать, что вы можете регулировать всю эту составляющую.

Потому что, по факту, мы сейчас имеем ситуацию, когда «СПОПАТ», являясь единственным оператором перевозки пассажиров города Сургута, осуществляет плановую убыточную деятельность. А когда денег в системе не хватает, то есть это всегда вырывается в то, что где-то там прорвало, где-то там прорвало, тут «Центр» взбунтовался, там другой перевозчик встанет, там что-то еще произойдет. Почему, потому что в итоге «СПОПАТ» уже сейчас накопил перед остальными перевозчиками кредиторскую задолженность. Он должен им денег. И должен денег в приличных объемах, условно говоря. А сформировались эти долги почему, потому что изначально эта вся история просчитана неправильно.

То есть они сейчас на ходу, надо отдать должное руководству «СПОПАТа», они там, в принципе, пришедшее руководство, оно далеко, скажем так, по сравнению с предыдущим периодом, оно гораздо более высокопрофессионально. Это к счастью. Но то, что они сейчас пытаются делать, они пытаются, скажем так, продолжить движение в горящем поезде, я бы так сформулировал. И на ходу и починить его, и потушить, и так далее. И мы сейчас, там ряд депутатов есть, которые согласны с этой точкой зрения, пытаемся осуществить ревизию этих правоотношений и все-таки вернуться к идее, что, ребята, не надо стесняться того, что признать: «Да, мы совершили ошибку». То есть не ошибается только тот, кто ничего не делает, условно говоря.

Нужно поправить соответствующе маршрутную сеть, нужно поправить схему организации работы всех этих перевозчиков. Я глубоко убежден, что нужно возвращать конкурентную систему, когда «СПОПАТ» не является монополистом, который по факту, любой монополист – это, знаете, такой, это террорист, который может в заложниках держать любую систему жизнеобеспечения – это неправильно, условно говоря. Всегда должна быть у тебя, как у заказчика, возможность иметь двух-трех подрядчиков, которые в идеале еще бы между собой и конкурировали. Конкурировали бы качеством, сервисом, в идеале еще и ценой. А это, скажем, условия для этого не созданы.

И все это вместе приводит к тому, что сейчас «СПОПАТ» осуществляет плановую убыточную деятельность по перевозке. И, пытаясь латать дыры, и понимая, что он сейчас зажат в какой-то степени в невозможности принятия управленческих решений в силу того, что мы сейчас имеем такой вакуум власти, назовем это объективным образом, который не позволяет к кому-то конкретно обратиться, и кто бы взял на себя ответственность за это решение. Поэтому мы лично будем продвигать, мы – группа депутатов, продвигать идею о все-таки ревизии этих правоотношений, пересмотру и всей системы организации.

Потому что в первую очередь любая транспортная реформа – это экономика. А перевозка – это уже вторичная история. Потому что, если ты не просчитал экономику этого процесса, если ты не понимаешь, скажем так, к примеру, утром этот автобус может быть забит до предела, а в обед он везет три пассажира, но при этом себестоимость одного километра перевозки одинаковая. То есть это все регулируется, на самом деле, на уровне организации межмаршрутных переходов.

Второй момент: допустим, к примеру, сейчас все это построено на работе через кондукторов. Можно вопрос: как кондуктору в час пик взять оплату с затолкавшихся в автобус 60-70 человек? Он пройти туда не может. То есть валидаторы. А когда начинается о валидаторах спор, а кто заберет: «Сбербанк», ВТБ или кто-то еще – вот здесь вот как раз нужна та самая политическая воля, которая скажет: «Ребята, хорош толкаться плечами, давайте делать дело, давай ты», – условно говоря. Потому что по факту мы сейчас получили ситуацию, что эти монстры потолкались, а мы как не имели системы электронной учета пассажиропотока, так и не имеем.

Ну и, безусловно, надо внедрять ту систему, которая связана с тем, что чем дальше ты едешь, тем больше ты платишь, условно говоря. Это позволит значительно снизить стоимость поездок на короткие дистанции и, соответственно, обеспечить большую доступность и гибкость всех этих перевозок. На самом деле, про транспортную реформу говорить можно много, я не профессионал. Я просто стараюсь общаться со своими, в том числе членами Палаты, которые объективно в этом рынке работают по 20-25 лет. И я транслирую те точки зрения, которые они могут мотивировано донести. Здесь, к сожалению, при начале этой транспортной реформы полноценного диалога не получилось составить. Но в моем понимании, никогда не поздно возвращаться к этой истории и начинать, скажем так, учитывать ошибки и принимать решения, которые исключают их повторение. То есть не ошибается тот, кто ничего не делает. Просто умный человек учится на своих ошибках, а глупый нет.

Д.Щ.: Так, ну что ж, хорошо. Тогда за этим мы тоже будем продолжать наблюдать. Я думаю, что у нас будет какой-то пул тем, по которым мы будем как раз вот раз в месяц встречаться и разговаривать, и какие-то новшества, и какие-то процессы, которые идут, обсуждать так или иначе. Ну что ж, наше время истекло. Спасибо большое. Мы, напомню еще раз, мы запускаем такой новый формат, в котором мы приглашаем определенных экспертов, которые будут к нам приходить на постоянной основе, и разговаривать с ними на разные темы, которые касаются Сургута, Югры, России, общих наших проблем, общей нашей жизни. И вот первым таким гостем у нас был Владимир Болотов. Спасибо вам, Владимир Николаевич.

В.Б.: Вам спасибо.

Д.Щ.: До новых встреч.

В.Б.: До новых встреч, счастливо.

Д.Щ.: До свидания.