Департамент архитектуры и градостроительства Сургута возглавил Александр Коновалов. По образованию он юрист, работал в Пермском крае. Его предшественник на посту Владимир Астраханцев стал заместителем директора ДАиГа. К чему эти перестановки – обсудили ведущие «О чем говорят» – обозреватель siapress.ru Дмитрий Щеглов и издатель газеты «Новый Город» Тарас Самборский.
Д.Щ.: Здравствуйте, уважаемые зрители, слушатели, читатели СИА-ПРЕСС точка ру. Меня зовут Дмитрий Щеглов. Я обозреватель этого портала. Тарас Самборский, издатель газеты «Новый город», на связи. Тарас, привет!
Т.С.: Привет, Дима! Привет всем, друзья!
Д.Щ.: Что ж, у нас сегодня будет много разговоров про архитектуру. Так получилось, есть у нас новости из той среды, и мы решили их немножко обсудить. Кстати говоря, у нас самая первая новость, она же самая главная в этой части, это то, что предполагаемый уход Владимира Астраханцева с должности директора департамента архитектуры и строительства случился. В минувшую пятницу вечером стало известно, что его заменил Александр Коновалов, ему 42 года, он по образованию юрист, он работал в «Корпорации развития Пермского края».
Если честно, первое, что я сделал, я побежал читать про эту «Корпорацию развития Пермского края», потому что я испугался, что это «Корпорация развития», что это часть той структуры, которая называется «Корпорация развития». У нас был один, скажем так, чиновник, выходец из этой самой «Корпорации». Нет, Корпорация Пермского края не имеет отношения, к счастью, к Корпорации развития. Но Александр Коновалов, тем не менее, сейчас главный архитектор, он же директор департамента архитектуры и градостроительства. Владимир Астраханцев стал его заместителем, он пошел как бы на понижение. Давай, поговорим, мы с тобой пару недель назад как раз обсуждали эту историю про дихотомию директора ДАиГа и главного архитектора. Сейчас мы получили нового главного архитектора, который, опять же, в очередной раз не имеет архитектурного образования. Что теперь от этого всего добра ждать?
Т.С.: Как мы и предполагали, добра нам от этого не ждать, потому что в тысячный раз возьму на себя смелость утверждать очевидную вещь: в любом амбициозном муниципалитете, к каковым относится, безусловно, Сургут, архитектурной политикой должен заведовать профильный человек, с профильным образованием и с профильным бэкграундом, то есть архитектор. Замена господина Астраханцева на господина Коновалова так-то ожидалась в кулуарах. И как я слышал, сам Астраханцев тяготился своей чиновничьей работой. Вот он как раз не хотел быть таким человеком, который ставит те или иные подписи на этом огромном потоке документов, который проходит через департамент архитектуры и градостроительства.
Но та рокировка, которую мы наблюдаем, честно говоря, мне не нравится. Я могу так сказать: пока я не увидел того профита для города, который мы, обсуждая с тобой, и который обсуждают многие люди, эксперты, следящие за строительной политикой Сургута, хотели бы получить. В чем выражается этот профит? Я просто опять повторю то, что говорилось многожды: главный архитектор, который не зависит от лоббистского давления собственного же департамента, если мы о сегодняшней структуре городской администрации говорим, способен, действительно, внести огромный и долгосрочный вклад в развитие территории, в развитие единой территории. Это понятная вещь. Главный архитектор, как правило, имеет связь с тем или иным архитектурным бюро. Кого в советские годы ставили на должность главных архитекторов городов? Как правило, людей, которые до этого возглавляли, как правило, архитектурный проектный институт. Это означало, что, Сургут демонстрировал ровно этот подход. И при этом еще и проектный институт свой был всегда, как правило, в любом городе, который или интенсивно застраивается или стоит перед задачей перестройки. Политика эта была очень активной и в послевоенное время, когда часть территории российской просто заново отстраивалась, и все, что было после войны на бывшей советской территории.
А потом в конце 50-х годов — начале 60-х пошло активное освоение новых индустриальных центров. К ним относился и Тюменский север, к ним относились какие-то территории Урала, Заполярья. Так осуществлялась архитектурная политика. Понятно, что никакой юрист бы в жизни не построил Сургут в 60-е годы, у него бы просто не хватило никакой квалификации, никакого профессионального знания. Поэтому архитектурой, застройкой, комплексной застройкой, выработкой архитектурной политики, архитектурных принципов, разработкой генплана всегда занимался, с одной стороны, архитектурный институт специализированный, с другой стороны, по административной линии, по линии властей работу курировал и отвечал за нее главный архитектор.
Под главным архитектором был там, конечно, еще архитектурный надзор. Тоже очень строгий, кстати, говоря, институт. Не знаю, как сейчас он выглядит в структуре архитектурного нашего департамента, но во времена уже новейшей истории России, во времена администрации Александра Сидорова архитектурный контроль был такой, вполне себе авторитетный и очень строгий, строгий отдел в структуре городской власти, который препятствовал возникновению какого-то строительного мусора. Ну, тогда, конечно, архитектура была сама не так претенциозна, как сегодня многие от нее ждут каких-то результатов. Но то, что сегодня составляет существенную часть борьбы городских властей с архитектурным городским мусором, все эти семерки, киоски, ларьки разрастающихся мегамаркетов, в те годы это не носило такого злостного вопиющего характера, хотя сама архитектурная политика была попроще и попрагматичнее. Значит, почему я считаю, что юрист в качестве главного архитектора Сургута — это плохо? Это не потому, что у нас совсем недавно у нас уже был один юрист.
Д.Щ.: Был, да.
Т.С.: Господин Солод.
Д.Щ.: Да. Он бывший глава БТИ.
Т.С.: Потому что, в принципе, юристы — это такое сословие, которое должно решать всегда сугубо утилитарную и узкую задачу. Собственно, юрист должен решать юридические вопросы. Юристы не масштабны, они мыслят очень плоско, юристы никогда не смотрят вперед. Специфика их работы: юрист не может глобально планировать будущее, он не видит его. Юристы работают с документарной фактурой. И без наличия в их руках бумажки юрист никогда шагу не сделает. У юриста как бы отсутствует эта часть функций головного мозга, проектного, перспективного мышления.
Соответственно, юрист всегда работает по принципу: как бы чего не вышло. И когда юрист возглавляет или департамент архитектуры или становится главным архитектором — это плохо, потому что он не на своем месте, это уже запрограммировано, что он будет не на своем месте. Он не сможет на профессиональном языке разговаривать не с архитектурным профессиональным сообществом, не со строительным профессиональным сообществом, не с городским общественным активом, в каком направлении развивать город, какие изменения генпланов или частей генпланов необходимо производить, он просто не понимает, о чем речь. Вот пока ему такие же юристы, как он, не напишут тысячу служебных записок, пока ему не положит на стол всякие выписки из нормативных документов, он не сможет и рта открыть.
Может быть, мы в лице господина Коновалова, получили какого-то уникума, который сможет сочетать эти не сочетаемые качества, но по мне, юрист должен заниматься совершенно другой работой, вот просто другой работой. Если уж говорить о строительной политике, то, может быть, в департаменте архитектуры необходимо усилить юридическую экспертизу документооборота, которая бы исключила самострой, исключила варварскую застройку потенциально важных каких-то рекреационных зон, которая бы жестко контролировала те строительные объекты, которые у нас возводятся с российским, региональным законодательством, которая бы создавала новую местную какую-то нормативную базу с учетом практик региональных, российских и других регионов по изменению строительных регламентов, высотных регламентов, общественных пространств. Может быть, для этого юридическая часть нужна, а скорее всего, нужна.
Но руководить архитектурой, как творческим процессом, а архитектура — это творчество, недаром целое направление есть в антикварной графике — это гравюры известных архитектурных сооружений в виде чертежей, которые делали те или иные архитекторы, не знаю, от пантеона римского до Эйфелевой башни. Архитектура — это творчество, архитектура — это пространственное решение пространственных задач. Ну как юрист может решать пространственные задачи, если, скорее сего, он даже не понимает значение этого словосочетания «пространственные задачи»?
Д.Щ.: Слушай, а давай, я сделаю предположение: а может быть, это было сделано так, что Владимир Астраханцев занимается архитектурной частью, как именно ты сказал, что он тяготился этой бюрократической работой, может быть, он будет заниматься архитектурой, а Александр Коновалов как бы будет подписывать бумажки, и вести эту чисто бюрократическую работу, которая сложная и специфическая действительно. Юрист-то справится с бюрократической работой, а с архитектурными задачами может быть все, сейчас дали возможность Владимиру Астраханцеву, сейчас он будет этим заниматься. Может быть, так?
Т.С.: Не так. Не работает схема, мертвая схема. Потому что не может быть творец под началом бюрократа. Не работает схема. Импульс должен исходить от человека, у которого полномочий, если не больше, то во всяком случае, в эти полномочия никто не может вмешиваться. Почему я говорю, что главный архитектор должен быть самодостаточной единицей в структуре городской власти, которая напрямую подчиняется, а может быть, и не подчиняется, а взаимодействует в системе каких-то проработанных коммуникаций, пусть даже оформленных формально с главой города и с думой города. Главный архитектор — это одно из важнейших звеньев в системе городского управления. Вот это звено должно быть выведено из подчинения бюрократической единицы в виде директора департамента архитектуры и градостроительства. Если на главного архитектора давит чиновник, будь то заместитель по строительству или директор департамента, этот архитектор никогда ничего не сделает, он никогда не предложит на обсуждение городских властей новый генплан, он никогда не сможет добиться новой архитектуры на городских пространствах, по-прежнему будут возникать какие-то частные объекты, частные, в смысле единичные не по принадлежности к собственности.
Единичные объекты немного отличающиеся от массовой застройки. И в этом не будет никакой заслуги главного архитектора и архитектурной власти города, да и власти города. Это просто будут говорить об определенных лоббистских возможностях тех или иных застройщиков. Вот если сегодня посмотреть на сургутский ландшафт строительный, мы обнаружим, что на 80-90% всех строек — это так себе строительство, тяп-ляп, без выразительной архитектуры, без мысли, устремленной в будущее, не то, что в 21-й век, а в 22-й век. На самом деле, до 22-го века осталось меньше 80-ти лет. Сегодня все, что строится, должно как-то перейти вот в то время. Да, если все мы доживем и переживем нынешнюю ситуацию.
Поэтому, повторюсь, решение это, видимо, по такой рокировке кадровой в сургутском департаменте архитектуры и градостроительства вынужденное, наверное, это говорит о том, что у главы города Андрея Филатова наблюдается какой-то кадровый голод. Мы можем предположить, что он и есть, потому что только на этом участке за 1,5 года это уже, если брать еще Алексея Усова, это 4-ое решение по кадрам. Соответственно, нам остается только смотреть, что будет, как будет, наблюдать, как новая архитектурная власть сформирует те или иные для сургутской среды, инновации, принципы.
Вот у нас задекларирован принцип КРТ главой города, комплексного развития территории, уже хочется увидеть, наконец, что же он из себя представляет в реальной жизни. Приведет ли этот принцип и его соблюдение к такому смелому, радикальному изменению сургутской строительной политики. Обнаружим ли мы отход от многоэтажных жилых комплексов, переход к индивидуальному жилищному строительству, увидим ли мы, наконец, кроме пресловутой «Вершины», еще там двух-трех зданий, новые красивые здания в Сургуте, которые будут формировать его облик. То есть это очень много вопросов, ответов на которые пока, к сожалению, наша строительная архитектурная власть не дает, пока они занимаются какой-то текучкой, но не перспективой.
Д.Щ.: Ладно, посмотрим. Мы, конечно, будем за этим наблюдать пристально, долго, насколько нам это будет возможно заниматься этим вопросом, настолько и будем заниматься. Что ж, подписывайтесь на наш канал на Ютубе, подписывайтесь на наш Телергамм-канал обязательно. В следующем эпизоде мы поговорим про заборы. Мы очень любим заборы. И мы как раз их обсудим в следующем эпизоде. Переходите.
