Май в российском календаре отмечен особо. Первомай, как бы его не называли, всегда был всенародным праздником. Но дело не только, вернее, не столько в нем, сколько в следующем за ним едва ли самом главном празднике страны – Дне Победы над фашизмом.
Отправляясь на одну из таких встреч, я о своем собеседнике знала, что зовут его Иваном Ивановичем Щегловым. При виде человека, открывавшего мне дверь, усомнилась: не слишком ли молод для ветерана? К тому же, очень высококультурен и галантен. Отвыкла наша сестра от такого обращения с ней, когда подают домашние тапочки при входе и помогают надеть пальто при прощании.
Сидящему передо мной человеку даже с большой натяжкой нельзя было дать не только его девяносто три, но и восемьдесят лет. Бодрый, подтянутый, с великолепной памятью, он разрушал укрепившийся в сознании образ израненного в боях ветерана. Из лежащих на столе газетных страниц узнала, что у моего собеседника буквально в трех миллиметрах от сердца мирно покоится осколок вражеского снаряда со времен Отечественной. Глядя на порядок в уютной двухкомнатной квартире, не знаю, почему, возможно интуитивно, почувствовала, что этот безупречный джентльмен - вдовец.
- Сколько лет вы живете уже один?
- 20 лет прошло, как жена умерла, с тех пор живу один.
- Трудно одному?
- Сейчас прикрепили из социальной службы. Девочка хорошая, трудолюбивая. Она уборку делает в квартире. Когда я не смогу куда-то сходить по делам, хотя бы заплатить за квартиру и за телефон, она идет и платит. В магазин ходит частенько за продуктами питания.
- Как сами, здоровье?
- Ну как? Я нормально себя чувствую. Сам себе готовлю пищу. И привык к этой кухне.
- У вас определенный распорядок дня, придерживаетесь режима?
- Режим конечно. Подъем в восемь, отбой в восемь вечера. Вот такой распорядок. Ну а во вторник и в среду я хожу в клуб шахматистов. Там нас человек двадцать. Все пенсионеры-нефтяники. Он здесь, недалеко, рядом с парком. Там очень хорошо. Состав дружелюбный, никаких ссор, шумов. Все уважительно друг к другу относятся. Там нам чай дают, печенье.
- Долго там пребываете?
- С девяти до двух часов находимся. И обслуживающий персонал очень положительно относится, и Жанна Алексеевна, наш председатель в обществе неработающих пенсионеров. Она грамотный человек, ее что попросишь, она делает.
- Какие у вас просьбы бывают?
- Никаких нет.
- Осколок не беспокоит?
- Он уже сросся с моим организмом. Это было очень тяжелое ранение. Мелкие осколки залетели, ребра остановили их, а один, побольше, ребро пробил и остановился в сердце. Как Бог все – равно его придержал. Все маленькие осколки сразу пинцетом вытащили в госпитале, а большой врачи побоялись вынимать.
- При какой военной операции получили это ранение?
- Это я получил уже после освобождения Сталинграда.
- В 1943-м
- Да. В Сталинграде я был после сталинградской битвы, и когда уже окружили немцев они послали танковую армию, чтобы выгрузить своих из окружения. И вот мы с этой танковой армией сражались. Шли в район Украины. Я был командиром разведки, командиром роты разведчиков.
- Какое у вас воинское звание?
- Я – подполковник.
- Это сейчас подполковник в отставке, а в то время, в каком звании были?
- Был капитан.
- Вы кадровый офицер?
- Не кадровый. Но я уже до войны, в 1937 году я окончил техникум, мне было 19 лет. Год проработал в шахте, и в 1938 году меня призвали к срочной службе в армии. Тогда в 20 лет брали. Попал на Дальний Восток, в противотанковую артиллерию. Два года побыл, хорошо с артиллерией познакомился. Приехал домой в 40-м году, в декабре. 21 июня 1941-го, в субботу, у меня была свадьба. А на воскресенье, 22 июня – война. Вот у меня и была радость со слезами на глазах. Через месяц вызвали в военкомат. Говорят: «Поедешь учиться на лейтенанта танковых войск». - Не поеду. Два года был в артиллерии. Посылайте сразу в артиллерию. Умею стрелять, все.
- Мы тебя пошлем туда, куда нам надо. - Я не поеду. - Ты комсомолец? - Комсомолец. - Вот мы тебя из комсомола выгоним для начала, а потом будем судить. И все, поезжай, давай.
- Вот я и поехал. Там полгода отучился, и меня аттестовали званием лейтенанта.
Присвоили звание лейтенанта, ну, думаю, сейчас все, на фронт. А меня в Челябинск, в запасной лыжный полк, в учебный батальон.
- Это что такое?
- А это значит, раненые солдаты в госпиталь попали, вылечились, и их направляли к нам, и мы их учили на младших командиров в этом батальоне. Меня назначили командиром роты. Построили там лагерь, вырыли землянки. Нам привозили питание из города на всех, и мы там были все время. А потом уже, в 1942 году, в августе, сентябре, я просился на фронт, почему-то такая тяга была. А тут один батальон у нас был в полку запасном, его отправили на фронт. Командир батальона был мой друг. - Иди ко мне заместителем, попадешь на фронт. - Давай. Вот, мы написали заявление, и меня командировали туда зам командира батальона. А потом приказ – под Ленинград, спасать ленинградцев из окружения. Пока ехали, эшелон повернули на Сталинград.
- Не доехали до Ленинграда?
- Нет, так и не доехали. Мы попали в Сталинграде в самое пекло. Я был заместителем командира батальона. А потом вышел приказ 072 – «Ни шагу назад!». Твердый приказ был. Потому что отступали же все время. Когда началась война, немец сильный был, очень сильный. Он врасплох напал на нас. Наши части, и командный состав были необученные. И разведка плохо работала. Меня командир полка вызвал и говорит: - Слушай, мы решили тебя командиром разведки сделать. Как на это смотрите? – Я - солдат. Что прикажете, то и буду делать. В разведку, - значит в разведку. - Ты ее сам собери. Приходи в батальон, пусть его выстраивают, а ты спрашивай, кто хочет в разведке быть, по желанию.
Вот из трех батальонов я набрал 200 человек.
- Желающих достаточно было.
- Разведка, значит, в тыл надо идти. Хорошие ребята были. И командиров взводов подобрал, командиров объединений, солдат. У каждого офицера была своя группа. Когда надо было срочно поймать языка, шел командир. И вот, в августе 1943 года надо было языка взять. А немец танки вкопал в землю. И все. Не пускает. Командир полка вызывает и говорит: - «Срочно надо взять одного в плен немца». Я говорю: «Как взять, да еще днем?». - Как хочешь. Я собираю группу и пошли. Там кукуруза росла, было, где укрыться. Подползли к самому крайнему танку, гранату противотанковую бросили на него, от взрыва танкисты начали выбегать. И один в нашу сторону. Мы его – раз! Рот зажали, и потащили. А другие танки нас заметили. Открыли огонь. И вот снаряд разорвался и пробил меня.
- Но языка-то не выпустили?
- Нет, конечно. Меня тащат на плащ-палатке, и пленного на плащ-палатке. Пленного – в штаб, а меня – в медсанбат. А в медсанбате у меня был друг, командир медсанбата. Видит, что меня везут: «Батюшки, ты что?». Я говорю, вот так и так. А из меня кровь хлещет. Он взял это место протыкал, все, говорит, моя работа. Сначала Сталинградский госпиталь, там ничего не могли сделать. Не стали. Врачи отказались, сказали, что опасно. И в Перми ничего не стали делать.
- Из пермского госпиталя вас на фронт выписали?
- Да. Я был гвардейский офицер, а всех гвардейских офицеров собирали под Москвой, в определенном месте.
- Это было начала 1944-го?
Да. Январь 1944 года. Меня туда направили. Посмотрели в кадрах мои документы, все. Нахожусь день, нахожусь два. Других вызывают, и направляют на фронт, а меня не трогают. Спрашиваю: «Почему меня не трогаете?». - А мы знаем, кого нам надо трогать. А мне ничего не говорят. А видимо врач, которая меня лечила, а потом выписала, указала в медицинской карте, что я к фронтовой службе не годен. Только в тыловой, оказывается, службе.
- То есть, при штабе?
- Да. А я не знал об этом, откуда я знал. И кого не отправили еще на фронт, соберут человек 60, всех в звании от полковника и ниже, солдат нам из другой части дадут, машины грузовые, мы едем в Москву. В Москве делали облаву.
- Как это было?
- Допустим, сегодня мы едем по всем метро, выставляемся, солдаты с нами. Кто выходит из метро в офицерской форме, мы к нему: «Ваши документы?». Он предъявит документы. Если нет - в сторону, и в машину. И вот так мы проверяли гостиницы, рестораны. Наша задача была - ловить дезертиров и шпионов в солдатской форме. В гостинице к одному номеру подходим, стучим, никто не открывает, еще стучим, дежурная по этажу ключом своим – раз, и открыла. Включаем свет. Вы себе представить не можете, во время войны, стол, на столе всякие яства. Люди, лежит кто на полу, кто на диване голые.
- Мужчины и женщины?
- Да. Мужчины и женщины.
- Бордель.
- Да. Целую бордель устроили. На столе и колбаса, и сыр, чего только нет. Всех разбудили, на машины, и отправили. Вот такие вот были пироги.
Потом вызывают и говорят: «Будешь учиться на начальника штаба». Начальник отдела кадров дивизии. Большая шишка.
- Сколько в дивизии человек?
- Три полка, это шесть, семь тысяч. Ну вот, нас собрали, человек 50 офицеров, и в генеральный штаб. И работники генерального штаба учили нас как работать, как быть начальниками отделов кадров. Это где-то до мая учили, с января. Выучили, и штаб всех распределил – меня в Крым, начальником отдела кадров 267 стрелковой дивизии. Аккурат уже Крым освобождали.
- Это уже конец 44-го?
- Да. Конечно. Освобождали Крым. Я там был начальником отдела кадров дивизии. Крым освободили, нас перебросили в Литву. Стали Прибалтику освобождать. Уже конец войны, уже 45 год. И приезжает из штаба армии один майор. Со мной побеседовал, все нормально. И приказ. Меня переводят в штаб армии управления кадров, начальником отдела кадров управления армии. Присваивают звание майора. Вот, я в звании майора и пробыл в отделе кадров штаба армии.
- В чем заключалась ваша работа? Подбирали офицерские кадры?
- Офицерский состав только. Назначали, снимали, переводили. Весь офицерский состав, что есть, он проходил через наш отдел кадров.
- И фронтовые офицеры, и тыловики?
- Ну, да. Вот я когда в дивизии был, в дивизии три полка. Сколько там офицеров есть, они все входили в мое подчинение, в ведение. Скажем, идет бой, выбыли офицеры, ранены, убиты, надо пополнять их. Я занимался пополнением офицерского состава. Назначал. Из резерва брал.
- Где победу встретили?
- В Прибалтике. В Литве мы были, на Балтийском море.
Война кончилась, нас собрали, и отправили на Дальний Восток, с Японией воевать. А потом по пути всю нашу армию затормозили, и влили ее в состав Свердловского военного округа. Раз я уже кадровик, я сразу в штаб армии, в кадровое управление. Хорошо приняли, дали мне кабинет. И тут пошел набор на учебу в высшие учебные заведения страны. Из 100 человек надо было сдать экзамены 20 человек.
- Большой конкурс был?
- Да, такой был конкурс. В академию имени Фрунзе был набор, главную академию советской армии. Я как решил: раз майор, если в армии оставаться, не в этом же звании всю жизнь оставаться. Учиться значит надо. И все сдал я, прошел по конкурсу. Направили документы в Москву, тут приказ командующего, что майора Щеглова зачислить курсантом Академии, дать ему двухмесячный отпуск. А я уже семью привез в Свердловск, живем с семьей.
- У вас уже родился кто-то?
- У меня уже были дочь и сын.
- Когда успели?
– Дочь родилась, после свадьбы. А сын родился, когда из госпиталя выписали, я домой заезжал. Я пришел домой, говорю: «Лиза, меня приняли курсантом в академию имени Фрунзе.
- Вам нужно было переезжать в Москву?
- Да. Она в слезы. Двое детей, после войны, ничего нет. Говорит: «Ваня, ну что же ты? Как же я буду жить с двумя детьми?». Я говорю: «Туда тебя возьму, в Москву. Там устроимся как-нибудь». - Нет. У тебя есть образование, у тебя есть специальность – горный механик.
Она меня уговорила, чтобы я демобилизовался. А как? Пришел на работу, своему начальнику-полковнику все рассказал, что жена, двое детей. Он говорит: «Слушай, ты для меня все равно потерян. Или ты уедешь в Москву, в академию, или ты в гражданку уйдешь работать. Ты для меня потерян. Правильно? Правильно. Давай, я пойду к командующему Уральского округа, и с ним поговорю». Пошел к нему. Я прихожу на работу, он мне говорит: «Пиши рапорт. Бери командировку и поезжай к себе, я жил 200 километров от Свердловска, в Красноуральске, оттуда и в армию пошел. Говорит: «Бери там документы на работе, что тебя просят из армии, как специалиста. Я приезжаю домой, зашел к секретарю горкома партии, к управляющему трестом, все им рассказал. Они тут мне сразу – раз! – документы на командующего составили, что они меня просят для работы на шахте. Много же было тогда мужиков убито. Венгры пленные работали в шахтах. Я с этим документом приехал в Свердловск, отдал своему начальнику. Он вызывает меня и говорит: «Пиши рапорт, что ты просишься». Я написал, на следующий день прихожу, он отдают в отдел кадров: демобилизовать.
Меня демобилизовали.
- Не сожалеете, что не смогли учиться дальше, в академии, и быть военным? Возможно, семейное положение и просьба жены демобилизоваться не дали осуществить мечту?
- Не хотел военным быть. С женой мы вернулись, там квартиру сдали, сюда приехали, пришел на работу, я же до службы в армии работал механиком, меня и назначили механиком. Включился в работу. А в шахте очень тяжело, температура разная, внизу – одна, вверху – другая. Шахта, глубиной 400 метров, добывали медный колчедан. Медь делали из нашего колчедана. И я заболел, сердце забило, меня направили в госпиталь, на курорт дали путевку, в санаторий. А в санатории стал в волейбол играть, присел неудобно, и осколок еще присел. Меня еле откачали, и направили в Свердловский институт. Профессор стал меня просматривать, крутил, вертел, осколок нашел, смерил и говорит:
«Врач, который тебя послала из госпиталя на фронт, не права, она не имела права тебя снова выписывать на фронт. У тебя такой осколок, ты являешься инвалидом войны второй группы». Написал, чтобы меня из шахты вывели немедленно, нельзя, иначе я умру. Я приехал из больницы, пошел к своему врачу, все показал, она сразу же за телефон: «Васильевич, Щеглова срочно выведите из шахты». Вот так вот и моя карьера закончилась в шахте.
- Сколько лет проработали в шахте?
- Около двух лет где-то. Вот до срочной службы работал и здесь около года. И направили меня на военный завод, там я был заместителем директора.
- Там же, в Красноуральске?
- Да. Там был заместителем директора завода. А жена была мастером химической лаборатории. Там отравилась. Врачи немедленно сказали: немедленно выезжай отсюда. А в Казахстане были друзья у нас. Мы поехали в Казахстан. Приехали, а там титаномагниевый комбинат, километров десять от Усть-Каменогорска, еще хуже. У жены стало со здоровьем плохо. Врач говорит: «Немедленно уезжайте отсюда, иначе умрете». А у меня были друзья на комбинате, один из которых был хорошо знаком с управляющим трестом «Сургутгазстрой» Владимиром Ивановичем Кравченко. С ним поговорил. - Я напишу записку, поезжай к нему. Я приехал в Сургут с этой записочкой. Он говорит: «Давай, и с женой приезжайте». Назначил меня начальником отдела снабжения треста, а потом перевел заместителем начальника СУ-28. Мы лагеря строили.
- Какие лагеря?
- 17-й лагерь. Для заключенных. Я там поработал заместителем начальника управления пять лет. А потом как-то встретились в Тюмени в командировке с работниками НПУ Сургутнефь. Говорят: «Да брось, там, то - украсть, того - нет». 1967 год. Ничего нет, все надо было где-то доставать. - Переходи к нам. У нас стабильная работа, ты уже в возрасте, 50 лет, тебе будет хорошо у нас. Я написал заявление. Меня взяли, и работал там 16 лет. Оттуда пошел на пенсию.
Иван Иванович Щеглов родился 21 ноября 1918 года в поселке Рунич Саратовской области. В Сургуте живет с 1967 года. Работал в строительно-монтажном тресте «Сургутгазстрой», а в 197 году устроился в нефтепроводное управление «Сургутнефть» на должность начальника отдела комплектации. В 1980 году принял должность начальника штаба гражданской обороны. В 1988 году вышел на пенсию. Имеет дочь, шестерых внуков, десять правнуков и одного праправнука. Награжден четырьмя и орденами и многими медалями.
Салат овощной «от Ивана Иваныча». Взять в равных долях сырую свеклу, морковь, яблоко, капусту и пропустить овощи через мясорубку. Добавить две-три столовые ложки нерафинированного масла. И никакой соли!
