В комментариях к моему тексту «Полковнику никто не пишет» на сайте www.siapress.ru некто Кураж задал мне в числе прочих такой вопрос: «Что такое, по-вашему, гражданское общество? И есть для него хотя бы какая-то почва в России? На примере Сургута, конечно». Хочется ответить.
Гражданское общество, по-моему, становится таковым, пройдя несколько несложных этапов в своем развитии. Во-первых, осознает свою способность влиять на принятие тех или иных властных решений. Во-вторых, самоорганизуется. И, в-третьих, начинает влиять. Через контроль властных структур, через выработанную действенную систему общественного порицания или одобрения. Вот в Египте — гражданское общество? Вряд ли оно является таковым в полном смысле этого слова, но стихийно созданная система общественного порицания привела, ни много ни мало, к смене власти.
На сайте www.siapress.ru меня ругали за то, что я витаю далеко от родных палестин. Давайте поговорим о гражданском обществе на примере Сургута. Это довольно замкнутый на себе и относительно благополучный анклав, такая селедка под шубой — многослойная и самодостаточная. Сургутянину не то чтобы до Ливии нет никакого дела, ему начхать, что происходит в соседних городах и весях. Разве что Ханты-Мансийск с Москвой раздражают: первый — своей чрезмерной «глянцевостью», вторая — неудобством транзита, «понаеханностью». Недавно стал невольным свидетелем разговора двух сургутянок, вернувшихся из США. Одна говорила, что ей «эти Америки и Европы даром не нужны», а вторая заметила, что «для общего развития съездить, конечно, надо, хотя там все раздражает — и гостиницы, и питание».
Внутри Сургута вполне мирно вращаются на параллельных орбитах сообщества с планетарным разрывом материальной обеспеченности. Дамы, съездившие в США и обладающие приличным загаром из солярия, мирно соседствуют с гастарбайтерами из Душанбе, до неприличия загорелыми безо всяких соляриев. Газпромовская элита на белых «крузаках» паркуется рядом с отечественным автохламом, которого, справедливости ради, в Сургуте совсем немного. Все это — сургутское общество, очень разное, но в чем-то незримо похожее.
Классический сургутянин малоподвижен. Он придерживается традиционных ценностей — квартальной премии, тринадцатой зарплаты, льготного отпуска, северной пенсии. Он бросает бычки на улице и считает себя патриотом города. Сургутянин привычно бухтит на жизнь, начальство, дороговизну и т.д. в кругу семьи, друзей и знакомых, но подвернется случай похвастаться своим благополучием где-нибудь «на людях» — хоть в Сургуте, хоть в Турции — своего не упустит. Забьет, как говорится, нереального понта. Понятно, что это стереотип такой, но стереотип вполне рабочий.
Составляет ли совокупность таких людей гражданское общество внутри отдельно взятого города Сургута? Нет, конечно. Скорее, это инертная масса (понимаю, что сейчас нарываюсь), которую сложно растормошить, но еще сложнее выделить из этой растормошенности какой-то конструктив. Общественный КПД крайне низок. Митинги собирают десятки людей, публичные слушания по бюджету или генплану города — единицы.
Но есть и положительные симптомы. Они появились в последние годы одновременно с тем, как из-за школьных парт и из вузовских аудиторий вышло новое поколение сургутян, которые одинаково благополучно избежали идеологической обработки и наркотической зависимости, зато росли вместе с миром интернета, а, стало быть, глобальной открытости. У них нет жесткой привязки к местности, зато есть огромное желание самореализоваться здесь и сейчас.
Это люди новой формации, их отличительные черты: позитивный настрой, вера в свои силы, неподдельный интерес к жизни, активность. При этом у них есть удивительная черта — наравне с личным прагматизмом они всерьез озабочены общественным благом. Бывает, смотришь на них и думаешь — в чем подвох? Ну не может молодого парня в двадцать лет серьезно беспокоить чистота улиц или соблюдение ПДД. Оказывается — может. Причем они готовы не столько беспокоиться, сколько действовать. Пока их не настолько много, чтобы формировать общественный мейнстрим, но процесс идет. В них, собственно, и заключается вся надежда на появление гражданского общества — и в Сургуте, и в России.
