Аффтар, выпей йаду!

Все творческие люди очень обидчивые. Прекрасно знаю по себе. Раньше в детстве, когда мне говорили, что «кровь» и «любовь» рифмовать пошло, а мой амфибрахий больше похож на хорей, я краснел лицом, надувал щеки и даже мог нагрубить. В общем, вел себя, мягко сказать, необдуманно, потому и седеть начал раньше времени. Со временем критику (даже не конструктивную) я стал воспринимать более спокойно и по-философски. А как иначе? Всем, как говорится, мил не будешь, да и мертвую собаку, как тоже многие утверждают никто не пнет. Короче живу и постоянно получаю резонанс: на сайте siapress.ru меня ругают через одного (дескать, всем говорю, что Рапунцель, а сам макака волосатая), в «Новом Городе» руководитель фонда «Словесность» Сергей Лагерев называет меня максималистом, а мама вообще утверждает, что мне надо образумиться, завести жену и как можно скорее стать качественной пусечкой...

Все бы ничего, но, наверное, я мазохист. В последнее время я начал получать от критики огромное удовольствие (даже если всем своим видом показываю, что она меня бесит). Наверное, потому что понимаю: если ругают – я достиг цели и меня услышали. А любая реакция, даже самая отрицательная, подсказывает куда двигаться дальше и провоцирует человека на рассуждение. Вот, например, если я напишу, что поэзия Петра Суханова – это много шума из ничего, вы начнете очень много и гневно писать, рождая в процессе спора, если не истину, то весьма любопытную версию. Если же я напишу, что Суханов – молодец, вы пройдете мимо.

Я вовсе не хочу сказать, что я постоянно кривлю душой и специально стремлюсь кого-то спровоцировать (всегда пишу то, что думаю), но если мое мнение действительно разнится с общепринятым, я очень радуюсь. Так было несколько назад с Пушкиным, которого я обзывал «бабником» и «попсой». Чего только про меня не писали. Пенсионер Михаил Осадчий говорил что-то о моем «не кучерявом, давно не стриженном лице с выражением всепожирающий обиды», а доктор филологических наук Юрий Дворяшин, взяв мои стихи в альманах «Сургут литературный» и назвав их весьма интересными, после моей очередной статьи про Пушкина написал мне письмо: «В связи с вашим пасквилем на А.С. Пушкина в газете «Новый Город» вашего появление в альманахе недопустимо». Творческий человек, что тут поделаешь.

Такое большое вступление написано мною не случайно. Дело в том, что совсем недавно я узнал, что становлюсь в Сургуте персоной нон грата. Заслужить это весьма почетное звание мне помогло интервью с заместителем директора по культуре СурГПУ Антониной Минаковой. Она много рассуждала о чиновниках, работающих в сфере культуры, которые, по сути, ничего не могут (даже если хотят) изменить. Мол, большинство из них – винтики и гаечки огромной бездушной машины, питающейся докладами, отчетами и прочими бумажками.

Говорят, (о, ужас!) после статьи аппаратное совещание было, на котором рассуждали, кто я вообще такой и посоветовали со мной не общаться, а один чиновник (имя, отчество, фамилия) позвонил и обижался, что я назвал его просто по фамилии. Даже встречу назначил, но о том, что ее надо отменить из-за совещания, почему-то забыл.

А еще совсем недавно меня звали на «СТВ» в передачу «На троих», чтобы поговорить про театр. Но руководство СМДТ, узнав о том, что в ней будет принимать участие Ковальский, поставили ультиматум «Или я, или они». Чем не персона нон грата?

Конечно, для человека, который меня плохо знает, все вышенаписанное может быть воспринято как «всепожирающая обида», но дело тут в другом.

Очень хочется, чтобы все, даже очень творческие люди, все-таки научились воспринимать критику (помните, «все, что нас не убивает, делает нас сильнее»). Даже от такого выскочки как я.