​Новый Пелевин и старый Бертолуччи: Два взгляда на конформизм

Прочитал я новый роман Виктора Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами». Грех сказать, несколько охладел я к последним его вещам, пропустил и «Смотрителя», и «Цукербринов», а ведь у меня в книжном шкафу все его «первые прессы», начиная с вагриусовского «Чапаева» – и читано все не по одному разу. Виктор Олегович стал слишком угождать читателю, а это всегда здорово чувствуется. Читателю предлагается строго вымеренное варево из эзотерики и конспирологической теории, тут и над Россией посмеялись, но и над Западом тоже, и на «вате» оттоптались («вата — понятие международное и транскультурное, равно обнимающее, например, боевой флаг американских конфедератов и белую традиционную мужскую сексуальность»), и либералов опустили. И шуток вроде бы полно, а над некоторыми я даже хохотал в голос, и писать Пелевин умеет по-прежнему, но ощущение, что плетемся на первой скорости, — а ведь я помню, какого жара Пелевин умеет дать, когда втопит полный газ. И вообще все эти истории про пиарщиков и финансистов уже поднадоели, пора сменить героя…

Но в России сейчас такое безрыбье, что даже в плохих текстах Пелевин остается главным российским писателем. Его самая неважнецкая книга лучше того, что пишут остальные (за вычетом, понятно, Владимира Сорокина), такая у нас литературная ситуация.

Но в чем по-прежнему хорош Пелевин — так в издевательских пассажах, вот, к примеру, как он издевается над конформизмом (помещик пишет письмо возлюбленной, она революционерка-народница в духе Веры Фигнер): «Елизавета Петровна! Здесь я заканчиваю свой рассказ — и обращаюсь к вам прямо. Я знаю, что вы в последнее время увлечены борьбой за освобождение человечества. Не хочу ни в малой степени умалить благородство этого пути, но поверьте — будущее безжалостно! Мало того, оно еще и безобразно. Оно не похоже на то, что грезится нам; жизнь не пойдет по тому пути, что мы для нее готовим. Я видел грядущее — и поверьте, оно не стоит крохотной морщинки на вашем очаровательном лбу. Поэтому пусть завтрашние мертвецы хоронят себя сами, когда родятся для своей смерти. Мы же с вами живем в настоящем времени, и для него только. Мы размазаны по эпохе, как масло по булке, и не следует маслу пытаться намазать себя на булку, которую еще не испекли, и испекут ли — неведомо. Поверьте, это не слова филистера, а высшая космическая мудрость. Поэтому заклинаю вас, Елизавета Петровна, бросайте свои бомбы, бритвы, револьверы, стрихнин — и поедемте опять в Баден-Баден! Плану этому покровительствуют величайшие из сил Вселенной; в курсе сам Всевидящий Глаз, и есть основания думать, что отношение его самое благосклонное. Губернаторов же всех не перестреляешь. Вместо одного тотчас вырастут двое новых, да еще появится восемь жандармских вакансий для их охраны. А ежели и постреляете всех жандармов, то непонятно, какие зеленые рептилии заполнят тогда образовавшуюся пустоту. И стоит ли убивать сегодняшних губернаторов, если завтра Губернатор грядет такой, в какого бомбу вы уже не метнете точно, ибо он своими щупальцами безжалостно и неощутимо вопьется в ваш мозг? Действиями своими вы лишь приблизите его приход. Плюньте».

Вообще конформизм — та экзистенциальная категория, о которой в современной России много думают, много говорят. Что делать — не замечать огромной черной медузы, что висит над страной, выражать ей лояльность, бросать в ее честь чепчики или… Да вот — вечное это «или»…

И тут самое время перейти к фильму Бернардо Бертолуччи «Конформист». Помните такое кино? Его даже в СССР показывали — но только сократив на полчаса и зачем-то сделав черно-белым (а ведь его снимал великий оператор Витторио Стораро, визуально просто сказочное кино). Время действия — мрачный период фашистской диктатуры Муссолини. В центре сюжета Марчело Клеричи, которого играет Жан-Луи Трентиньян. Марчело из аристократов: фамильное имение, матушка-кокаинистка и безумец-батюшка. Он хорошо образован, он статен — безукоризненный костюм, прямая спина. Он патриот Италии и готов послужить ей. Но вот беда, Италия, которой герой хочет служить, захвачена фашистами, и эта власть преступна, и патриотизм, спускаемый сверху — тоже преступный. Однако Марчело видит в фашизме карьерные возможности и поступает на службу. Служба эта какая-то темная, Марчело однажды проговорится на исповеди: «Состою в группе, что преследует инакомыслящих». Наконец, Марчелло дают первое задание — ехать в Париж и убить профессора-антифашиста, у которого некогда учился наш герой, причем это его любимый преподаватель.

Разумеется, профессора убивают, и пусть стрелял не сам Марчело, руки его в крови. Погибла и жена профессора, старая любовь нашего героя. Марчело мог спасти обоих — но он делает вид, что так надо его государству. В эпилоге бюст Муссолини волокут по земле, диктатор повержен. А что же наш Марчело? Что же делает наш конформист? Он уже перестроился под новую повестку дня, и, увидев на улице друга-фашиста, указывает на него пальцем. Одновременно выдает толпе бывшего однопартийца и демонстрирует лояльность новой системе.

И вот таких Марчело мы скоро, вангую, увидим во множестве.